Читать книгу - "Лети, светлячок [litres] - Кристин Ханна"

отец вспоминает то же самое – как мама с Талли сидели на террасе, даже когда мама сделалась белая и худая, словно лист бумаги, слушали хиты восьмидесятых и подпевали.

Отец на миг отвел глаза, а потом улыбнулся:

– А привратник впустит тебя в квартиру?

– У меня ключ есть. Мы с Пэксом съездим за айподом. А после… – Мара подняла взгляд: – Ничего, если я с вами домой поеду?

– Ничего? Мара, мы же ради тебя в Бейнбридж вернулись. Пока тебя не было, я каждый день оставлял в прихожей свет.

Через час такси везло Мару с Пэкстоном в сторону залива.

– Мы им чего, прислуга? – пробормотал развалившийся рядом Пэкстон. Ухватив торчащую из футболки нитку, он тянул ее, пока не выдернул окончательно, а шов на горловине не разошелся.

За последние восемь кварталов он успел задать этот вопрос раз десять.

Мара не отвечала. Через минуту Пэкстон заявил:

– Я есть хочу. Тебе отец сколько бабла отвалил? Давай тормознем – возьмем по гамбургеру?

Мара даже не посмотрела на него. Они оба знали, что отец дал Маре достаточно, на гамбургер точно хватит, и что Пэкстон немедленно истратит все до цента.

Такси остановилось возле дома Талли. Наклонившись к водителю, Мара расплатилась и вышла следом за Пэкстоном в вечернюю прохладу. Синее небо темнело.

– На хрена это все надо? Она ж не слышит!

Мара махнула привратнику, и тот, увидев их с Пэкстоном, нахмурился – как все взрослые.

Она провела Пэкса по отделанному белым мрамором фойе, а оттуда – в зеркальный лифт.

На верхнем этаже они вышли, и Мара открыла дверь квартиры Талли. Внутри царила непривычная тишина. Прежде у Талли всегда играла музыка. Проходя по коридору, Мара зажигала свет.

В гостиной Пэкстон взял с полки стеклянную статуэтку и принялся с любопытством вертеть ее в руках. Мара едва не сказала: «Поосторожнее, это Чихули», но сдержалась. Делать Пэксу замечания – себе дороже. Он такой обидчивый, сразу же разозлится.

– Я есть хочу. – Пэксу все это явно уже надоело. – На углу вроде закусочная была? Я б чизбургером закинулся.

Чтобы отделаться от него, Мара протянула ему деньги.

– Тебе чего-нибудь захватить?

– Нет, спасибо.

Он взял у нее двадцатку и исчез, а Мара подошла к журнальному столику с разбросанными по нему газетами и письмами. На полу валялся свежий номер «Стар», раскрытый посередине.

У Мары едва ноги не подкосились. Значит, вчера вечером Талли это прочла. Прямо перед тем, как сесть в машину. Вот доказательство.

Мара отвернулась, не желая больше смотреть на свидетельство собственной подлости, и двинулась дальше. Подставка для айпода в гостиной оказалась пустой, и Мара прошла в спальню, но и на тумбочке у кровати ничего не обнаружила. Заглянув в просторную гардеробную, она вдруг замерла.

«Мара, примерь-ка вот это. Ну вылитая принцесса! Обожаю наряжаться. А ты?»

Чувство вины черным облаком душило ее, лишая воздуха, не давая дышать. Мара чувствовала запах вины, ощущала, как та просачивается сквозь кожу, отчего та покрывается мурашками. Силы оставили девушку, и она медленно опустилась на колени.

«Он испортит тебе жизнь», – сказала Талли ей на прощанье в ту жуткую декабрьскую ночь, когда Мара предпочла Пэкстона всем остальным – тем, кто ее любит.

Она закрыла глаза, и воспоминания обступили ее со всех сторон. Неужели всего девять месяцев назад отец с Талли ворвались к ней в общежитие? А словно целая жизнь прошла. Тогда Пэкстон взял ее за руку, они выбежали на улицу, в снежный вечер, и Пэкстон кричал, что они как…

…Ромео и Джульетта. Сперва все дышало романтикой. Весь мир против них. Мара бросила учебу и переехала в убогую квартиру, которую Пэкстон снимал вместе с шестью другими юнцами. Квартира находилась на Пайонир-сквер, на пятом этаже в доме без лифта, где водились тараканы и мыши, но Мару не беспокоило, что у них часто отключают свет и воду или что в туалете не работает смыв. Главное, Пэкстон ее любит, они проводят ночи вдвоем и делают что хотят. Плевать ей, что у них нет ни денег, ни работы. Однажды его стихи сделают их богачами. К тому же деньги у Мары были. У нее осталось все, что ей подарили на окончание школы. Пока она училась в университете, отец давал ей достаточно, и собственные сбережения она не трогала.

Все стало меняться, когда счета у Мары опустели.

Пэкстон решил, что марихуана – это для лузеров и что метадон, а порой и что посильнее, куда лучше. Теперь деньги исчезали у Мары и из бумажника – понемногу, полной уверенности у нее не было, для обвинений недостаточно, но заканчивались сбережения намного быстрее, чем она ожидала.

Мара устроилась на работу. Пэкстону работать было не с руки, потому что ночью он ходил по клубам, ругая чужие стихи, а днем писал собственные. Мара благодарно довольствовалась возможностью быть ему музой. Вначале она нашла место ночного портье в третьеразрядной гостинице, но там надолго не задержалась, а после меняла одну работу за другой, однако нигде не засиживалась.

Спустя несколько месяцев, в июне, Пэкстон вернулся ночью из клуба и заявил, что «с Сиэтлом покончено». На следующий день они, собрав вещи, переехали в Портленд к новым друзьям Пэкстона, где поселились в грязноватой квартире, которую делили на пятерых. Через неделю Мара устроилась в «Книги чернокнижника». Прежде в книжных лавках она еще не работала, однако сама работа ничем не отличалась от других: долгие часы на ногах, привередливые покупатели, маленькая зарплата. Потянулись безликие месяцы.

Лишь десять дней назад Мара по-настоящему осознала зыбкость их жизни.

В тот вечер, вернувшись домой, Мара увидела на двери квартиры извещение о том, что их выселяют. Она толкнула перекошенную дверь – замок был сломан давно, еще до того, как они въехали, а хозяин так и не удосужился его починить – и вошла в квартиру. Лежа и сидя на полу, ее соседи передавали друг дружке бонг.

– Нас выселяют, – сказала Мара.

Все рассмеялись, а Пэкстон перекатился на бок и стеклянными глазами посмотрел на Мару.

– У тебя же работа есть…

Несколько дней Мара бродила словно в тумане, страх рос в ней, будто айсберг, прочный и огромный. Она боялась оказаться на улице. Мара видела в Портленде немало бездомных, они попрошайничали, спали на грязном тряпье, еду выискивали на помойках, а деньги спускали на наркоту.

Поделиться страхами Маре было не с кем. Рядом ни мамы, ни подруг, полное одиночество.

А потом вспомнила: «Любить тебя – моя работа». Эти слова прочно засели в ней. Сколько раз Талли предлагала ей помощь? «Я стараюсь не осуждать людей. Я знаю, как тяжело быть человеком».

Вот к кому ей следует